Руки Джоша тоже делали свое дело. Он расстегнул ее плащ, запустив пальцы под мокрую ткань, притянул Лауру к себе, заполняя ею каждую извилину своего тела. Он гладил ее волосы, пропуская сквозь пальцы мокрые локоны, потом его ладонь оказалась у нее на затылке, нежным движением создавая неповторимую интимность. На эти ласковые прикосновения Лаура ответила стоном наслаждения. Пальцы Джоша опустились по стройной шее, придавая ускорение ее пульсу. Она даже не заметила, как он расстегнул молнию на ее свитере, как взял в ладони ее груди — в ответ она лишь снова застонала.
Не прерывая поцелуя, Джош еще ближе притянул ее к себе. Два тела прильнули друг к другу. Сверху их поливал дождь, снизу холодила сырая земля, трава строптиво шелестела, смятая их торопливыми, порывистыми движениями. Первый раз в жизни Лаура испытывала такое яростное желание. Ее словно рвали на части, внутри нарастала боль. Глубокие, затяжные поцелуи приносили новые мучения и делали боль еще ощутимее.
Она почувствовала, как Джош ослабил пояс ее джинсов, расстегнув молнию. Его холодные пальцы сползли вниз, под трусики, тронули бедра: раздвинули их, и жжение стало невыносимым. Лаура ответила на него новым стоном.
— Нет, — проговорила она заплетающимся языком.
Джош поднял голову, тяжело, хрипло дыша.
Лаура пыталась открыть глаза, но они не повиновались ей, как и ноги. А может быть, она просто не хотела впустить в душу окружающий мир? Открыть глаза — значит признать правду о своих чувствах, решать, как быть. Но сейчас она не хотела думать. Хорошо бы остаться навсегда в этом тайном мире страстей, где нет никого, кроме них двоих и пульсирующего между ними неистового, сладостного чувства.
— Да, — возразил вполголоса Джош, возобновив движение рук, разжигавшее ее чувственность.
И уже не было на ней джинсов: холодный воздух коснулся распаленной плоти. Надо бы остановить Джоша. Теперь. Она должна остановить его. Лаура попыталась сбросить с себя это заклятие, но смогла лишь молча заплакать.
— Не надо, — сказал Джош. — Не надо плакать.
Его язык нежно тронул ее веки, с невероятной лаской снимая слезы с ресниц. В то же время он освобождал себя от сапог, одежды. И вот он уже над ней, обнаженный и укрывающий ее от ветра и дождя. Тяжкое давление его бедер вжимает Лауру в траву, руки, поддерживающие ее снизу, приподнимают ее тело, раздвигают ноги.
Откуда этот огонь? Пылало все вокруг, пылало все в ней. И когда неумолимый, неистовый, он обрушился на нее и вошел в нее, она закричала не своим, каким-то нечеловеческим голосом. Пламя вспыхнуло в ней с новой силой, сжигая все и расплавляя. Устремляясь ему навстречу, она сомкнула руки вокруг него.
Теперь Лаура эротически интенсивно отвечала на его движения, заставляя стонать Джоша. Их тела вздымались и опадали вместе, то сливаясь, то разлучаясь для того, чтобы быть снова заодно. Их дыхание, ускоряясь, становилось резче. Спираль напряжения поднималась выше и выше, и Лаура почти перешла на крик. Ее голова металась из стороны в сторону в высокой мокрой траве. Рот раскрылся в страстном стоне. Первородная женская суть совершенно ее изменила: где холодная улыбка, самоконтроль, деловитость, — Лаура превратилась в другое существо, в женщину, одержимую желанием. Он приподнял голову, посмотрел на нее горящими глазами. Его лицо раскраснелось, он тяжело дышал. И тут Джош тоже бросился в поток безумного экстаза. Бессвязные восклицания, его и ее, это выражение невыносимого блаженства, слились воедино.
Еще долго после этого ни он, ни она не двигались. Мокрая от дождя голова Джоша лежала у нее на груди, набухшей и мягкой, как подушка; его ноги оставались у нее между бедер. Тело Лауры медленно отдавало тепло.
Наконец Джош поднял голову.
— А теперь скажи мне, что это был пустячок, — с трудом произнес он. — Скажи, что ты способна выкинуть все из головы!
Она хотела бы иметь на это силы. Содрогнувшись, Лаура заставила себя открыть глаза и жалобно вздохнула. Мучительные слезы затуманили зелень ее глаз.
— Это не должно быть так важно, — шептала она. — Просто момент безумия, не означающий ничего… Я люблю Патрика. Я выхожу за него замуж…
Лицо у Джоша стало жестким, требовательным.
— Если ты это сделаешь, будешь только жалеть о своем решении. Ты выйдешь за него, желая меня.
Это было уже невыносимо. Лаура оттолкнула его, с трудом поднялась на ноги, оделась. Сырая, мятая одежда не поддавалась онемевшим пальцам. Джош тоже уже был на ногах, одевался, повернувшись спиной к ней. Не взглянув на него, Лаура поспешила выбраться из зарослей. Оказавшись на открытом месте, она испугалась, когда обнаружила, что дождь давно кончился, небо очистилось и вновь стало голубым, а вдали сияющей аркой раскинулась радуга.
Она даже не заметила, когда перестала сверкать молния, умолкли раскаты грома, прекратился дождь. Вероятно, в объятиях Джоша от ее внимания ускользнуло бы даже извержение вулкана. При этой мысли ей стало горько и обидно.
Она была уже на полпути к дому леди Флоры, когда услышала шаги за собой. Джош не бежал, а шел, издавая необычный шум в мокрой траве. Постепенно он настигал ее. Ноги-то у него длинные, каждый шаг — целое расстояние. Лаура чувствовала себя жертвой, преследуемой безжалостным охотником; нервы перенапряжены, издерганы; сердце бешено колотится. Нужно бежать от него.
На последнем дыхании Лаура добралась до своей машины. В неимоверной спешке уронила ключи, наклонилась за ними, теперь упал фотоаппарат. Ей захотелось чертыхнуться, завопить, завизжать. Да что с ней творится? Она всегда была спокойной и деловитой современной женщиной, способной строить жизнь без проблем, умеющей совладать с любым кризисом. Но теперь, кажется, все разлетелось вдребезги. И виноват во всем он, Джош Керн, думала Лаура, дрожа от негодования. Жизнь была прекрасной, пока не появился он!